Приключение

Джек Лондон

Глава 23. Вести из леса

Никогда еще так упорно не преследовали беглецов из Беранды, как в этот раз. Пример Гугуми и его сотоварищей мог оказаться соблазнительным для полутораста вновь завербованных негров. Беглецы затевали разбой, убили надсмотрщика и нарушили договор найма. Шелдон находил, что надо показать вновь набранным людям, как опасно подражать дурному примеру, и он не давал Сили покоя ни днем ни ночью, беспрестанно его понукая, а сам все время жил в лесу вместе с таитянами, предоставив Джен управляться с плантацией.

С северной стороны беглецам давал отпор Баучер. Он дважды отбрасывал их от берега, к которому они пытались пробраться. Вскоре их переловили одного за другим. При первой же облаве Сили поймал двух из них на болоте. Его же охотники подобрали и третьего, которого ранил в ногу Баучер, обходивший беглецов с севера. Всех этих трех злосчастных пленников заковали крепко накрепко в кандалы и ежедневно выставляли напоказ во дворе усадьбы в назидание ста пятидесяти полудиким людям из Пунга Пунга. Когда же мимо Беранды проходила «Минерва», шедшая из Тулаги, ей подали сигнал выслать на берег шлюпку, и отправили всех трех арестантов к комиссару в Тулаги. Там их засадили в тюрьму до суда. Пока на свободе оставалось еще четверо, но им улизнуть было трудно. К берегу им нельзя было спуститься, а забраться в глубь леса не давал страх перед бушменами. Спустя некоторое время один из пяти явился сам добровольно и сдался. Он донес Шелдону, что в лесу осталось только трое: Гугуми и двое других. Четвертого, по его словам, убили и съели товарищи. А он испугался подобной участи и потому решил сдаться. Он был родом с Малаиты, так же как и его соратник, которого убили и съели Гугуми и его двое соплеменников из Порт Адамса. Сдавшийся заявил, что предпочитает правительственный суд и расправу горькой участи быть съеденным своими же товарищами беглецами.

– Гугуми меня скоро «кай кай», – говорил он, – мой, ей ей, не хочет «кай кай»!

На третий день после этого Шелдону попался в руки еще один из этих оставшихся в лесу беглецов, который заболел болотной лихорадкой и не в силах был ни драться, ни убегать. Одновременно Сили схватил и еще одного при таких же условиях. На свободе оставался один только Гугуми, и когда погоня стала чересчур наседать на него, он преодолел страх свой перед бушменами и подался в лесные дебри, туда, где пролегал горный хребет. Шелдон с четырьмя таитянами и Сили со своими тридцатью охотниками погнались по его следам и прошли миль двенадцать по открытой лощине, но у Сили и его людей не хватило мужества идти дальше. Он признался, что ни разу еще никто из них не рисковал забираться так далеко в глубину острова, и предостерегал Шелдона, рассказывая ему разные ужасающие истории о зверстве лесных жителей. Бывало, в прежние годы, по его словам, бушмены спускались по этой лощине к берегу и нападали на туземцев, живших у моря, но с тех пор, как на берегу поселились белые люди, они не показываются, и никто из прибрежных жителей уже больше никогда не видал их.

– Гугуми, фелла, бушмен кончал, – уверял он Шелдона. – Ей ей, скоро кончал. «Кай кай», верно!

А потому экспедиции пришлось вернуться назад. Туземцы ни за что не соглашались идти дальше, а Шелдон отлично понимал, что продолжать погоню одному с четырьмя таитянами было безрассудно. Перед ним расстилалась равнина, а вдали – отлогие склоны холмов. Он стоял в высокой траве, доходившей ему до пояса, и с сожалением глядел вдаль, на массивную скалистую вершину горы, на эту «Львиную Голову», вырисовывавшуюся на голубом фоне неба в самом центре Гвадалканара. Эта вершина, на которую не ступала еще нога белого человека, служила указателем пути кораблям, проходившим мимо Гвадалканара.

Вечером того же дня, после обеда, Шелдон и Джен играли на биллиарде. Вдруг они услышали лай Сатаны, и Лалаперу, которого послали узнать в чем дело, привел усталого, измученного туземца, который просил, чтобы ему дали возможность переговорить с «большим фелла». Хотя в такой поздний час никого постороннего, обыкновенно, в дом не пускали, но он так настойчиво добивался, что ему было разрешено войти во двор. Шелдон вышел к нему на веранду и с первого взгляда, – по осунувшемуся лицу и изнуренному виду пришельца, – понял, что последний принес важную весть.

Тем не менее Шелдон строго спросил его:

– Что такое? Зачем ты пришел сюда после захода солнца?

– Мой Чарли, – пробормотал чуть слышно и робко пришелец. – Мой – бину.

– А, бину Чарли! Ну, что тебе? Где твой большой фелла, белый мастер?

Шелдон и Джен стали слушать доклад бину Чарли. Он рассказывал им про движение экспедиции вверх по Бейльсуне, о том, как они перетаскивали челноки через пороги, как они переплыли то место, где река протекает по лугам, как белые промывали много раз золотоносный поток, как они подступили к холмам, какие опасные западни попадались в лесу по тропинкам, как они впервые повстречались с лесовиками, которые еще не знакомы с употреблением табака и притворяются людьми весьма кроткими, как они добрались до подножья «Львиной Головы», как мучила белых людей лихорадка и как они страдали от ран, причиненных кустарниками, наконец, как безрассудно доверились белые люди бушменам.

– Все время я говорил белому фелла мастер: «Этот фелла бушмен не отводит глаз, он понимает много. Пока держит он ружье, он хорош. Но глаз не сводит все время. Когда нет ружье, ей ей, снесет голову, он „кай кай“ тебе сделает, вот что!»

Лесовики перехитрили белых путешественников, они проявили большую выдержку. В течение нескольких недель они ничем не выдавали своих преступных намерений. Число бушменов, заходивших в лагерь белых, стало постепенно возрастать. Они то и дело приносили белым разные подарки: дичь, поросят, дикие овощи и плоды. Куда бы золотоискатели ни переносили свой лагерь, везде находились охотники помогать им в переноске вещей. Белые становились час от часу все более доверчивыми и беспечными. Им тяжело было таскать на себе ружья и патроны во время утомительных разведок и, отлучаясь, они часто оставляли свое оружие в лагере.

– Мой не раз говорил: «Белый мастер, держи ухо востро!» Фелла мастер смеялся, говорил: «Бину Чарли – дите». Ей же ей, говорил мой дите.

В одно утро бину Чарли заметил, что их женщины и дети исчезли. Тюдор в это время валялся без памяти, подкошенный приступом лихорадки, на месте прежней стоянки, в пяти милях от нового лагеря, передвинутого поближе к золотоносной кварцевой жиле, выходившей концом на поверхность земли. Бину Чарли показалось весьма подозрительным то обстоятельство, что вблизи лагеря не видно ни черных Марий, ни детворы, и он побежал к Тюдору.

– Мой ворочал мозгами, как черт! – рассказывал он. – Черный Мария, малютка ушел. Отчего? Мой понял – дело плохо, большой беда. Мой пужался, как черт. Мой подсаливал пятки. Ей ей, мой бежал!

Он взвалил себе на плечи больного Тюдора и отнес, его в лес на целую милю от того места, где тот лежал в лихорадке. Потом, заметив чьи то следы, отошел еще дальше на четыре мили, в самую глушь, и запрягал его в сучьях бананового дерева.

После этого бину Чарли вернулся назад, чтобы унести ружье и спасти остальное имущество, но натолкнулся на банду лесовиков и спрятался в чаще. Тут он услыхал два ружейных выстрела, раздавшихся со стороны главного лагеря. Больше он ничего не услышал. Он не знает, какая судьба постигла остальных членов экспедиции, ибо не решался подойти к главному лагерю. Он вернулся к Тюдору и прожил там вместе с ним целую неделю, питаясь дикими плодами и несколькими подстреленными из лука голубями и какаду. Наконец, он решил возвратиться в Беранду и донести о случившемся. Тюдор, по его словам, изнемогал от болезни, бредил по целым дням, а приходя в сознание, чувствовал себя ослабевшим настолько, что не в силах стоять на ногах.

– А почему ты не убил большого фелла, белого мастера? – спросила Джен. – У него хорошее ружье, много коленкора, табаку, ножей и два маленьких ружьеца, что стреляют так быстро, вот так: пиф, паф, паф!

Бину скорчил хитрую рожу.

– Мой хорошо понимал, что если мой убил большой фелла, много белых фелла ходил к бину, спросил: «откуда ружье?» и будет бину Чарли конец. А если мой не убил, большой фелла много давал табак, ситец, всего много, много!

– Остается только одно! – сказал Шелдон, обращаясь к Джен. Она молча барабанила пальцами по перилам. Бину Чарли уставился на нее воспаленными, немигающими глазами.

– Я отправлюсь завтра же поутру, – объявил Шелдон.

– Мы отправляемся, – поправила его Джен. – Я со своими таитянами сделаю вдвое больше, чем вы. Да и, кроме того, белому человеку не годится оставаться одному в таких случаях.

Он пожал плечами не в виде протеста, а в знак того, что уступает ей, зная, что спорить было бы бесполезно. Он утешал себя тем, что если оставить ее одну в Беранде на целую неделю, то Бог знает, что она может натворить. Он позвал слуг, и через каких нибудь четверть часа они передали его приказание по баракам. Послали на деревню Бейльсуну с приказанием Сили немедленно явиться. Отправили матросов на вельботе к Баучеру с просьбой приехать в Беранду.

Роздали снаряжение таитянам и перенесли на лодки целую кладовую, запасаясь пищей на несколько дней. Вайсбери пожелтел от страха, когда ему приказали собираться в горы, но Лалаперу, к всеобщему удивлению, вызвался заменить его.

Сили явился преисполненный гордости, что большой мастер Беранды пригласил его в поздний час на совет, но с твердым решением ни за какие блага не переступать больше опасной черты, за которой находилось царство лесовиков.

Он заявил, что если бы золотоискатели спросили его совета, когда отправлялись в дорогу, то он предсказал бы им ожидавший их печальный конец. Всякому, кто только осмелится вступить во владения лесовиков, не миновать быть съеденными. И хотя его об этом не спрашивали, но все таки он счел нужным предупредить Шелдона, что и его, Шелдона, ожидает та же участь.

Шелдон послал за приказчиком и велел ему отобрать и привести десять человек самых рослых и крепких дикарей из Пунга Пунга.

– Не из прибрежных жителей, а из лесовиков, – наказывал Шелдон. – Те, которые не умеют обращаться с оружием, не годятся. Приведите мне таких, фелла, ребят, которые хорошо умеют стрелять.

Вскоре на веранде выстроились при свете фонарей отобранные приказчиком молодцы. Мускулистые толстые икры их свидетельствовали о том, что они настоящие бушмены – лесные люди. Все они говорили, что им не раз приходилось воевать в лесных дебрях у себя на родине, и в подтверждение своих слов некоторые из них указывали на застарелые рубцы, свидетельствующие довольно красноречиво о боевых схватках, в которых они участвовали. Они пришли в восторг от предложения отправиться в опасную экспедицию, отрывавшую их от однообразной и скучной работы на плантации. Им надоело корчевать деревья, их манили воинственные приключения. Пожалуй, они не рискнули бы отправиться в неведомые дебри Гвадалканара одни. Но, отправляясь с таким белым хозяином, как Шелдон, и с такой белой Марией, как Джен, они рассчитывали весело провести время. К тому же еще большой мастер объявил им, что с ними вместе пойдут эти восемь великанов таитян.

Волонтеры из Пунга Пунга весело поглядывали по сторонам и широко улыбались. Наготу их прикрывали одни только набедренные пояса да варварские украшения. В ноздрях у каждого висело плоское черепаховое колечко, а в ушной мочке или на бисерном нарукавнике – глиняная трубка. На груди у одного из них красовалась пара великолепных кабаньих клыков. А у другого – блестящий диск огромной ископаемой раковины.

– Большой будет, фелла, бой! – предупредил их все таки Шелдон.

Они осклабились, выказывая признаки удовольствия.

– А что, если попадетесь бушменам, «кай кай»? – спросил он.

– Мы не боимся, – ответил один из них, статный парень с толстыми губами, по имени Кугу. – Может быть, мы сами их «кай кай»!

Шелдон отпустил их, а сам пошел в кладовую, чтобы выбрать холста на палатку для Джен.