Джек Лондон

Цель жизни — добыча. Сущность жизни — добыча. Жизнь питается жизнью. Все живое в мире делится на тех, кто ест, и тех, кого едят. И закон этот говорил: ешь, или съедят тебя самого. Белый Клык

Мобильное меню для сайта, посвященного Джеку Лондону

Приключение

Джек Лондон

Глава 6. Буря

В первый раз в жизни Шелдону случилось так близко соприкоснуться с американским характером в лице этой девушки, с которой волею судеб он теперь очутился под одной крышей. Ему легко могло бы прийти в голову, что все американские девицы похожи на Джен Лэкленд, как две капли воды, однако, у него хватило ума догадаться, что в ее характере преобладают не типичные, а совершенно оригинальные черты. Ее умственная живость и быстрая смена настроений часто огорашивали его, а ее убеждения были так непохожи на те правила поведения, какими должна была бы руководствоваться, по его мнению, всякая женщина ее круга, что он частенько терялся, становился в тупик и не знал, как к этому отнестись. Предвидеть ее слова и поступки не было никакой возможности. Наоборот, он всегда ждал услышать от нее что нибудь самое необыкновенное. В ее движениях сквозила какая то истеричность. Обладая бойким и порывистым нравом, она стойко отстаивала свою независимость. Это совершенно не соответствовало его представлению о женщине, рядом с которой находится мужчина. Он не понимал ее взглядов на женское равноправие, фактически проводимых ею при столкновениях с ним, и иной раз им овладевало бессознательное беспокойство при виде этой вынырнувшей при шуме урагана из морской пучины, потерпевшей крушение девицы, со свитой из дюжины полинезийцев, высадившихся у него в Беранде, перед этим грозившей револьвером Эриксону и удивлявшей его теперь своей развязностью и бесцеремонностью. Однако, все это вполне гармонировало как с ее «Баден Пауэлем», так и с увесистым кольтом. Как бы там ни было, но она – не то, что о ней можно было подумать при первой встрече. И Шелдон не мог этого забыть.

Если бы эта женщина отличалась стрижеными волосами, широкими скулами и неуклюжей фигурой, а не обладала бы столь привлекательной наружностью, – все это было бы в порядке вещей. Но она была полна чисто женственной красоты. Его особенно пленяла ее тяжелая, длинная коса. Она была статной, изящной девушкой, и его так неприятно поражал резкий тон ее громкой команды. Он представлял себе, как она закидывает на шею лошади лассо, и эта картина вызывала в нем неприятное чувство.

Но мисс Лэкленд, кроме того, обладала еще самыми разнообразными способностями. Он удивлялся ее знаниям по части искусства и литературы, но что особенно задевало его за живое, это ее умение крепить паруса, бросать якорь и командовать шхунами в Южных морях. Что же касается поезди на Малаиту, то этот невозможный проект казался ему просто безобразным.

Особенно смущала Шелдона женственность ее натуры. Она умела играть на фортепьяно, и даже лучше, кажется, его сестры, там, на родине, не говоря уже о бедняге Хью, который так отважно барабанил на этом самом инструменте. Когда же она бралась за гитару, напевая плавные, нежные гавайские «гулы», он приходил в совершенный восторг. В эти минуты она становилась очаровательной, и прелести этого чудного создания помогали ему забыть про дневные заботы и позабыть вместе с тем о ее кольте, «Баден Пауэле» и прочем. Однако, тут же его начинала сверлить мысль: зачем эта девушка строит из себя мужчину и искателя приключений. Любительниц приключений называют авантюристками, и это ему вовсе не нравилось. К тому же Давид Шелдон и сам был не великий охотник до приключений. Он с детства никогда не стремился к таким вещам, и, право, ему трудно было бы теперь решить, какая блажь привела его из Англии на Соломоновы острова.

Шелдону положительно не везло. Создавшееся неловкое положение чересчур резко расходилось с его консервативными взглядами и наклонностями. Беранда, где, кроме него, не было больше ни одного белого человека, по его мнению, – совсем неподходящее место для Джен Лэкленд. Он все время ломал себе голову, куда бы ее отсюда сплавить, и даже попробовал заговорить с ней об этом. На пароход из Австралии нельзя рассчитывать раньше, чем через три недели.

– Я вижу одно, – процедила она в ответ на его слова, – вам неприятно мое присутствие; завтра я уезжаю на вельботе в Тулаги.

– Но ведь я уже вам говорил, что это немыслимо! – воскликнул он. – Там нет ни души. Комиссар уехал в Австралию, и единственный белый человек там, это простой матрос, его третий помощник. Он олицетворяет теперь на Соломоновых островах всю правительственную власть и сторожит там сотню черных арестантов. Это такой болван, который постарается еще оштрафовать вас на пять фунтов стерлингов за то, что вы не прошли через таможню. Это человек совершенно неотесанный, и я настойчиво повторяю, что вам туда ехать немыслимо.

– А если в Гувуту? – спросила она.

Он только махнул рукой.

– Там нет ничего, кроме болотной лихорадки и пяти белых, которые пьют целый день без просыпу. Я вас туда не пущу.

– Благодарю покорно, – проговорила Джен невозмутимым тоном. – Пора собираться. Вайсбери! Пошли ка ко мне Ноа Ноа.

Ноа Ноа был у нее старшим матросом; он служил боцманом на «Мьеле».

– Куда вы? Куда вы? – взмолился Шелдон. – Постой, Вайсбери!

– Я немедленно отправляюсь в Гувуту!

– Но я не согласен пустить вас.

– Потому то я и поеду. Вы позволяете себе говорить со мной таким тоном, которого я не переношу.

– Что такое? – Он не мог понять, почему она так рассердилась. – Если я вас чем нибудь невольно обидел…

– Вайсбери! Ступай же, тебе говорят, позови сюда фелла Ноа Ноа! – топнула Джен.

Чернокожий двинулся исполнять приказание.

– Вайсбери, ни с места, или я размозжу тебе череп! Я настаиваю на объяснении, мисс Лэкленд! Скажите на милость, чем я провинился перед вами?

– Вы воображаете, вы смеете… – она поперхнулась и невольно замолкла.

Шелдон совершенно опешил.

– Признаюсь откровенно, от всего этого у меня голова идет кругом, – произнес он. – Объясните же, наконец, поясней!

– Я, кажется, выражаюсь достаточно ясно, и в этом отношении не уступаю вам. Ведь вы же позволили себе заявить, что не пустите меня ехать в Гувуту.

– А что же тут такого?

– А то, что вы не в праве позволять или запрещать мне что бы то ни было, и никто другой не имеет на это ни малейшего права. Я не маленькая, не нуждаюсь в опеке и не за тем приехала на Соломоновы острова, чтобы найти здесь няньку.

– Но долг каждого джентльмена быть заступником женщины.

– Я не принадлежу к числу тех, которые в этом нуждаются. Надеюсь, вы разрешите мне послать вашего прислужника за Ноа Ноа. Я намерена распорядиться, чтобы спустили вельбот. Или мне самой прикажете идти за ним?

Они выпрямились оба и стояли друг перед другом: она с пылающим лицом и злыми глазами, а он – растерянный, взволнованный и огорченный.

Черный слуга застыл на месте, как каменное изваяние, и безучастно наблюдал этих непонятных белых людей. Ему мерещилась в это время родная деревушка, заброшенная в зеленых джунглях Малаиты, соломенные хижины и голубой дымок на сером фоне скалистых гор.

– Надеюсь все таки, что благоразумие удержит вас от подобного предприятия! – рискнул сказать Шелдон.

– Вы опять за свое! – вспыхнула она.

– Вы меня не так поняли. – Он говорил многозначительно и с расстановкой. – Мои слова о том, что я вас не пущу, – это только известный способ выражения. Разумеется, я не ваша гувернантка. Можете себе отправляться куда вам угодно: в Гувуту… – «или ко всем чертям», чуть было не сорвалось у него с языка. – Меня это огорчает, вот и все. Очень жаль, если мои слова вас задели. Но, подумайте, ведь я англичанин.

Джен улыбнулась и опустилась в кресло.

– Я немного погорячилась, – призналась она. – Понимаете, я не выношу никаких приказаний. Я всегда упорно отстаивала свою независимость. Это мое больное место, когда господа самозваные властители мира берутся указывать мне, что я должна и чего не должна делать. Вайсбери! Пошел на кухню и не надо звать Ноа Ноа. Как же мне теперь поступить и что делать, мистер Шелдон? Вы не хотите, чтобы я здесь оставалась, но скажите, куда же мне деться?

– Помилосердствуйте. Ваше несчастье спасло меня. Я остался совершенно один и едва дышал. Без вас мне бы несдобровать. Но дело не в этом. Лично для меня было бы большим горем, если бы вы уехали, – это с чисто эгоистической стороны. Но в данном случае я не о себе думаю. Я беспокоюсь за вас. Вот в чем суть дела. Будь бы я человек женатый, живи здесь еще какая нибудь дама, тогда дело другое, но ведь создалось такое положение…

Джен взмахнула руками с притворным отчаянием.

– Затрудняюсь понять вашу логику. Вы требуете, чтобы я убиралась отсюда прочь, и в то же самое время запрещаете ехать куда бы то ни было. Куда же мне, бедной, деться?

– Вот в том то и штука! – развел он руками.

– И это несносное положение вам, я вижу, надоело.

– Поймите, я думаю исключительно только о вас.

– Обо мне вам беспокоиться нечего! Это положение мне не нравится только тем, что оно служит постоянным источником всех этих ваших треволнений. Я никогда не тревожусь о том, чего изменить не в силах. Что толку воевать с неизбежностью? Взглянем на положение трезво. Вы тут. И я тут. Ехать мне, по вашим словам, некуда. Само собой понятно, что и вы не можете никуда удалиться отсюда, оставляя на моих руках целую плантацию и двести человек чернокожих людоедов. А потому остаетесь вы – остаюсь и я. Вот вам и приключение. Не опасайтесь никаких брачных намерений с моей стороны. О них не может быть и речи. Я приехала на Соломоновы острова искать не мужа, а плантацию.

Шелдон густо покраснел, но не нашелся, что возразить.

– Я угадываю ваши мысли, – расхохоталась она. – Вы бы свернули мне шею, будь я мужчиной, не правда ли? Я отчасти этого заслуживаю, к сожалению. И готова повиниться. Я оскорбила ваши благородные чувства.

– Очевидно, я был тоже неправ, – смиренно промолвил он, радуясь признакам затихающей бури.

– Давайте сделаем вот что, – спохватилась она. – Отрядите в мое распоряжение партию рабочих на сегодняшний день. Я возведу для себя небольшую беседку из тростника в уголке вашей усадьбы. На столбах, разумеется. Мне можно будет перебраться туда сегодня же к вечеру. Я устроюсь там отлично и в полной безопасности. Телохранители мои, таитяне, будут держать по ночам вахту, как на корабле. Потом начну изучать разведение кокосовых пальм. А в благодарность за гостеприимство возьму на себя наблюдение за вашей кухней и позабочусь о том, чтобы устроить для вас порядочный стол. Вы собираетесь возражать, но я предвижу заранее все ваши предложения и заранее отклоняю их. Вы хотите предоставить мне дом, а сами перебраться в беседку? Этому не бывать! Дело решено и подписано. Если же вы вздумаете спорить, то я поселюсь на противоположном берегу реки, за пределами принадлежащей вам территории устрою маленькую деревушку для себя и для своих матросов, которых буду посылать на вельботе в Гувуту за съестными припасами. А теперь, прошу вас, покажите мне, как играют на биллиарде.