Приключение
Джек Лондон
Глава 12. Мистер Морган и мистер Рафф
Шелдон наблюдал за работами по постройке моста, когда к берегу подошла и бросила якорь шхуна «Молекула». Джен с интересом настоящего моряка следила за тем, как матросы на шхуне убирали паруса и спускали шлюпку, и сама пошла навстречу высадившимся на берег гостям.
Пока прислужник бегал за хозяином, она угощала двух визитеров виски с содой и занимала их разговорами.
Гости чувствовали себя не совсем ловко в ее присутствии, и Джен заметила, что то один, то другой присматривался к ней со скрытым любопытством. Она сознавала, что они как будто взвешивают и оценивают ее, и впервые болезненно почувствовала всю неловкость своего оригинального положения в Беранде. С другой стороны, и сама Джен тоже стеснялась их. Она не знала, за кого их принять: они не походили ни на торговцев, ни на моряков. По их речам нельзя было подумать, что они джентльмены, хотя, видимо, они умели держать себя в обществе и не говорили ничего неприличного. Без сомнения, это были люди деловые, но довольно своеобразного типа. Однако, какие у них могли быть дела на Соломоновых островах и зачем они прибыли на Беранду?
Старший, мистер Морган, был здоровенный мужчина с бронзовой физиономией и длинными усами. Он говорил басом, с гортанными интонациями. Другой, мистер Рафф, был субъект щуплый и слабый, с выцветшими, водянистого цвета глазами; он нервно подергивал руками и говорил с легким акцентом, напоминавшим какой то незнакомый жаргон. Но кто бы они ни были, ясно было, что это люди незаурядные, самостоятельно пробившие себе дорогу в жизни. Так думала Джен. Но она чуть не вздрогнула при мысли о том, каково попасть в лапы этим дельцам. В деловых сношениях они, вероятно, не знают пощады. Она внимательно посмотрела на Шелдона, когда тот вошел в комнату, и по выражению его лица сразу догадалась, что он не особенно обрадовался их визиту. Но в то же время ясно было, что эти люди ему нужны, так как после непродолжительного и незначительного общего разговора он пригласил их к себе в контору.
Вечером она спросила у Лаландру, куда они ходили.
– Ай, много ходили, много смотрели. Смотрели деревья, смотрели земля под деревьями, смотрели, фелла, мост, смотрели сушильня, смотрели луга, смотрели река, смотрели вельбот. Ай, ай, много большой фелла смотрел, очень много.
– Какие это, фелла, люди, эти два фелла? – спросила она.
– Большой фелла – мастер белого человека, – только и мог объяснить черный.
Отсюда Джен вывела заключение, что эти господа – люди влиятельные на Соломоновых островах, и что факт осмотра ими плантации и проверки ее счетов не предвещает ничего хорошего.
За обедом разговор вращался вокруг общих мест и не было произнесено ни слова, в котором содержался бы самый отдаленный намек на цель их визита. Однако, от внимания Джен не ускользнуло беспокойство, сквозившее в глазах Шелдона. После того как подали кофе, она ушла к себе. До полуночи прислушивалась она к доносившимся до нее через весь двор голосам разговаривавших и видела вспыхивающие огоньки их сигар. На следующее утро, поднявшись рано, она выведала, что они уже отправились вторично осматривать плантацию.
– Что это значит? – спросила она у Вайсбери.
– Мистер Шелдон немножко время, скоро конец.
– Что это значит? – спросила она опять у Орифайри.
– Мистер Шелдон с большим фелла поедут в Сидней. Да, мой так думает. Скоро Беранда конец.
Осмотр плантации продолжался в течение целого дня, и шкипер «Молекулы» не раз посылал гонцов в усадьбу, прося гостей поторопиться с осмотром. Солнце уже садилось, когда приезжие подошли к шлюпке, которая должна была их доставить на шхуну, но и тут, на берегу, они еще битый час толковали с Шелдоном. Джен видела издали, как Шелдон что то доказывал им; она видела также и то, что оба его собеседника не сдавались на его доводы.
– В чем дело? – весело спросила она Шелдона, когда они расположились обедать вдвоем.
Он, улыбаясь, посмотрел на нее. Но улыбка его была какая то кислая.
– Ай, ай, – продолжала она, подражая чернокожему. – Толстый фелла говорил, говорил. Солнце заходит – говорил. Солнце всходит – говорил. Все время говорил. О чем это он, фелла, говорил?
– О, ничего особенного! – Шелдон встряхнул плечами. – Им хотелось купить Беранду, вот и все.
Она посмотрела на него недоверчиво.
– Должно быть, не совсем так было дело. По видимому, вы сами хотели ее продать!
– Право же нет, мисс Лэкленд! Поверьте, я далек от этой мысли.
– Нечего в прятки играть, – настаивала она. – Давайте говорить откровенно. Вы смущенны и расстроены. Я не настолько глупа, чтобы этого не видеть. Говорите прямо. Ведь я, пожалуй, могу вам и пригодиться – хотя бы советом.
Наступила пауза. Видимо, он не то, чтобы боялся быть откровенным, но не знал, с чего начать.
– Ведь вы знаете, что я – американка? – сказала она, вызывая его на откровенность. – А американцы наделены от рождения практической сметкой. Я не хвастаюсь этим, а только уверена, что в этом отношении преимущество на моей стороне. Во всяком случае, у меня больше практического чутья, нежели у вас. Давайте обсудим дело вместе. И вместе поищем выхода. Сколько вы задолжали?
– Тысячу фунтов с лишком – пустяки, как вы думаете? Да еще, вдобавок, на следующей неделе истекает срок найма тридцати рабочих, и в среднем каждому придется заплатить по десяти фунтов. Но к чему вам понапрасну забивать себе голову всем этим? В самом деле, вы знаете…
– Во что вы цените Беранду? В настоящее время?
– Приходится ценить ее, смотря по тому, сколько готовы будут дать за нее Морган и Рафф.
Поглядев на недовольную мину Джен, Шелдон решился раскрыть ей все свои карты.
– В свое время мы с Хью вложили в это дело восемь тысяч фунтов. Имение наше очень хорошее и стоит гораздо дороже этой суммы. Но оно станет приносить чистый доход не раньше, как года через три. Вот что заставило нас с ним заняться торговлей и вербовкой. «Джесси» и наши торговые конторы почти покрывали все текущие расходы Беранды.
– А сколько дают вам Морган и Рафф?
– Они предлагают, сверх перевода на них всех долгов, всего только тысячу фунтов наличными.
– Бессовестные жулики! – воскликнула она.
– Нет, они просто деловой народ, и больше ничего. По их словам, цена вещи определяется тем, сколько за нее дают и берут.
– А сколько вам предстоит затратить на Беранду в течение трех лет? – нетерпеливо добивалась Джен.
– Двести рабочих по шести фунтов в год каждому – за три года составит три тысячи шестьсот фунтов, это – главная сумма.
– Ой, ой, как вздорожали рабочие руки! Три тысячи шестьсот фунтов или, иначе говоря, целых восемнадцать тысяч долларов одним людоедам! Но все таки имение это может служить солидным обеспечением. Почему бы вам не заложить землю в Сиднее?
Он покачал головой.
– Вы их калачом сюда не заманите для осмотра плантации. Их слишком часто обманывали плантаторы Соломоновых островов. Но мне тяжело расставаться с этим уголком, и, клянусь вам, не столько ради себя, сколько ради покойника Хью. Он так привязан был к этому месту! Он был страшно настойчивый парень, понимаете, и никогда не пасовал. А потому то и мне так тяжело сдаваться. Мы постепенно с ним разорились, но «Джесси» позволяла нам надеяться, что, пожалуй, протянем как нибудь.
– Разумеется, вы оба были простаками. Но вам все таки незачем продавать плантацию Моргану и Раффу. Я отправляюсь в Сидней с первым пароходом и приведу вам шхуну. Не первоклассную шхуну, конечно. Я не в состоянии затратить на это тысяч пять или шесть долларов.
Он остановил ее, подняв руку в виде протеста.
– На обратном пути я приму поручение отвезти какой нибудь груз. Во всяком случае, шхуна заменит вам «Джесси». Вы же за это время подготовьтесь к тому, чтобы найти для нее подходящую работу, когда я приеду назад. Я намерена сделаться пайщиком Беранды, чтобы потуже набить свой кошелек соверенами . У меня, как вы знаете, их наберется до полутора тысяч с лишним. Мы с вами вступим в соглашение, если вы только не прочь, но я уверена, что вы мне не откажете.
Он поглядел на нее с ласковой улыбкой.
– Вы ведь знаете, что я затем и прибыла сюда за тридевять земель, с Таити, чтобы завести плантацию, – настойчиво твердила она. – Вы хорошо знаете, каковы были мои намерения. Теперь они видоизменились отчасти, – вот и все. Я предпочитаю вступить в долю в Беранде и вернуть свои деньги по прошествии трех лет. Это интереснее, чем ковырять землю на Пэри Сулай и ждать доход целых семь лет.
– А эта… а… а… эта шхуна…
Шелдон раздумал договаривать и промолчал.
– Ну, ну!.. Что же дальше?
– А вы не рассердитесь? – только спросил Шелдон.
– Нет, нет, будьте спокойны: ведь мы ведем деловой разговор.
– Вы… вы на ней сами собираетесь плавать… быть на ней капитаном, короче, говоря? И сами собираетесь заниматься вербовкой на Малаите?
– Непременно! Чтобы скинуть со счетов вознаграждение шкипера. Мы заключим между собой условие, по которому вы будете получать жалование управляющего, а я буду получать жалование капитана. Это так просто. А если вы не захотите взять меня в долю, то я приобрету Пэри Сулай, заведу себе маленькое судно и буду ездить на свой страх. Разницы мало.
– Мало разницы? Что вы говорите! Разница огромная. Если вы приобретете Пэри Сулай, то вы сами будете отвечать за себя. Хотя бы вы сделались людоедкой, что мне за дело! Но если вы вступите со мной в компанию, то я буду отвечать за вас. И тогда я не позволю вам, как совладелице, разъезжать в качестве шкипера, занимающегося вербовкой. Повторяю вам: я не позволил бы этого делать ни моей сестре, ни моей жене.
– Но ведь я, слава Богу, не жена, а только ваш компаньон.
– Наконец, все это похоже на шутку, – упорно стоял на своем Шелдон. – Мужчина и девушка, оба молодые, совместно хозяйничают на отрезанной от всего мира плантации! Единственный трезвый выход из положения, это – женитьба!
– Я предлагаю вам чисто деловое соглашение, – ответила она резким тоном. – Видно, мне не найти во всем мире такого мужчины, который отнесся бы ко мне по товарищески!
– Но не забывайте того, что вы женщина, – завел он опять свою песню. – И что существуют известные общепринятые условности, известные приличия, обя…
Она вскочила со своего места, как ужаленная, и топнула ногой.
– Вы знаете мое любимое выражение?
– Знаю, знаю, – улыбнулся он: – проклятые юбки.
Она кивнула головой и продолжала:
– Иду спать. Прошу вас взвесить мое предложение и дать на него ответ завтра утром. Препираться толку мало. Вы меня только злите. Я вижу, что вы трус и эгоист. Вы боитесь, что скажут какие нибудь дураки. Как бы ни были честны ваши побуждения, нам станет не по себе, если посторонние люди будут вас осуждать. Вы больше заботитесь о своем спокойствии, нежели обо мне. И, будучи трусом, – ведь все мужчины в душе своей трусы! – вы прикрываете свою трусость личиною рыцарского благородства. Благословляю небо, что я не мужчина. Покойной ночи. Поразмыслите все же. Постарайтесь откинуть глупые опасения. Если Беранда в чем либо нуждается, так это в хорошей американской сметке. У вас ее нет. Вы – увалень, простофиля. Кроме того, ваше здоровье подорвано. А для меня этот климат еще внове… Возьмите меня себе в компаньоны и посмотрите, как я растормошу ваши Соломоновы острова. Признайтесь, что уже вас я порядком растормошила.
– Да, могу сказать, – ответил он. – Как нельзя более! Мне еще ни разу в жизни не приходилось подвергаться такой дрессировке. Если бы мне кто нибудь прежде сказал, что я попаду в такое положение… да, признаюсь, вы таки разделали меня на все корки.
– Но все это пустяки по сравнению с тем, что будет дальше. Поверьте мне, что все будет отлично, – сказала она ему напоследок, поднимаясь со стула и протягивая ему руку. – Покойной ночи! Извольте мне завтра утром дать разумный ответ.